— Вы увлекаетесь фантастическими мирами? — спросила она.
— Можно сказать и так, — ответил Поль. — Мне нравится примерять к обычным людям нереальные образы. Хотите, продемонстрирую вам?
— Не волнуйся, милая, — заверил ее Шарль. — Он просто тебя нарисует, кое-что изменив во внешности. Я уже участвовал в подобном эксперименте, получилось забавно.
— Хорошо, я согласна. Вы приложили все усилия, чтобы пробудить мое любопытство.
— Тогда повернитесь ко мне. — Поль взял карандаш и начал широкими размашистыми движениями водить им по листу. — Голову чуть выше. Да, вот так отлично.
Через несколько минут набросок был готов. С первого взгляда Жюли обратила внимание на лицо, в котором улавливалось отдаленное сходство. Затем ее вниманием завладел непосредственно созданный художником образ. С легкой руки Поля она стала эльфом с прозрачными крыльями за спиной, сидевшим на цветке ромашки. Удивительно, волшебное перевоплощение ничуть не испортило ее. Напротив, в роли сказочного персонажа она смотрелась намного органичнее, чем в обычной жизни. Автор, по-видимому, сам не ожидал, что его идея окажется столь удачной.
— Вы словно сошли со страниц книги сказок! — восхищенно заметил он.
— Да, получилось красиво, — улыбнулась Жюли, держа рисунок в руке. — Подпишете работу мне на память?
— Спустя десятилетия, когда твоя слава облетит весь мир, мы выгодно продадим ранний шедевр. Произведение с автографом, — пошутил Шарль.
— Вот уж не знаю, почему ты так решил, — не согласилась Жюли. — Я намерена поместить рисунок в рамку и повесить у себя в квартире. Думаю, прихожая идеально подойдет, там нейтральные обои, которые не будут отвлекать внимание.
— Если честно, — признался Поль, — карандашное исполнение не совсем меня устраивает. Я уверен, что в цвете получится гораздо лучше.
— Но мы не хотим вас утруждать, — смутилась Жюли.
— Для художника работа не может быть в тягость. С каждой новой карандашной линией, очередным мазком кисти я совершенствуюсь, стремлюсь увидеть внутренний мир человека и максимально достоверно отобразить его. Знаете, часто случается, что вроде бы и черты лица прорисованы правильно и улавливается несомненное сходство с оригиналом, но чего-то не хватает, словно забыли вдохнуть душу в созданный образ. А ведь ее невозможно изобразить по каким-то правилам, разглядеть, выявить пропорции. Художник может лишь угадать, почувствовать. Самое главное — эти способности реально развить. Вы стали моей удачной находкой, а шансы нельзя упускать.
— Я даже знаю причину успеха: общее для всех нас увлечение нереальными, фантастическими мирами. — Шарль похлопал друга по плечу. — Тебе легче понять человека, настроенного на ту же волну.
— Значит, мы остаемся? — вмешалась Жюли. — Вы успеете закончить до темноты или нам лучше приехать в другой раз?
— Давайте не будем упускать вдохновение, — предложил Поль.
— Несмотря на то что нам долго ехать домой и завтра рабочий день, я поддерживаю тебя. Творчество не терпит испытания временем, — добавил Шарль.
Все трое разговаривали, постоянно перебивая друг друга и вмешиваясь в чужие диалоги. Жюли послушно села на маленький складной стул, приняла изящную позу. Ее спутник, не принимавший участие в процессе, стоял сбоку и развлекал остальных разговорами, в основном о поэзии.
— Как продвигаются твои стихотворные опыты? — спросил Поль, выставив вперед руку с карандашом, чтобы соблюсти пропорции в картине.
— Я пишу, когда есть настроение, сильные эмоции. В противном случае не стоит рассчитывать на хороший результат. Ты очень верно сказал про творческий процесс на примере портрета. У меня аналогичная ситуация. Можно красиво зарифмовать строки, соблюсти стихотворный размер и получить бессмысленный набор слов. В поэзию необходимо вложить душу, раскрыть внутренний мир перед читателем, чтобы он проникся твоими идеями, переживаниями, впечатлениями.
— Ты оцениваешь свои стихи слишком предвзято. У каждого автора есть определенный стиль, а за его рамками мы просто не воспринимаем собственное творчество.
— Согласен. Поэтому я сочиняю всегда в одном русле, не экспериментирую. Если мне приходится выбросить очередное произведение, то причины заключаются только в его полной несостоятельности, невыразительности.
— Вы оба слишком самокритичны, — нарушила молчание Жюли. — По-моему, Шарль превосходно сочиняет, а те работы, которые показали нам вы, Поль, все великолепны, выполнены с большим мастерством. Можете мне поверить на слово, потому что я увлекалась живописью в детстве.
Мужчины в ответ расхохотались, чем немного оскорбили Жюли. Она нахмурила брови и недовольно заметила:
— Я поделилась с вами своим мнением. В конце концов, в моем лице в какой-то степени представлены все те рядовые зрители и читатели, к которым вы постоянно апеллируете.
— Мы поняли твою мысль, дорогая, — успокоил ее Шарль. — Извини, если обидели тебя. Я, к примеру, тоже рисую с десяти лет. Исключительно для удовольствия, хотя меня всегда хвалили, называли талантливым. Однако мое призвание лежит в другой области.
— Но ведь это не значит, что ты не разбираешься в остальном?
— Конечно нет. Просто искусство требует зрелого взгляда на вещи, без привязки каких-то истоков из детства.
— Прощу прощения, — заговорил Поль, — ваш спор совершенно неуместен. Я не хочу быть причиной ссоры между влюбленными. Портрет готов, забирайте и отправляйтесь домой.
— Дайте мне посмотреть. — Жюли вскочила с места, мгновенно забыв о недавней дискуссии. — Краска долго будет высыхать?